САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУНИВЕРСИТЕТ

ФИЗИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

МЕМУАРЫ И ИСТОРИЯ

 

Павел Смолянский

Воспоминания бывшего студента (фрагменты)

ПРЕДЫСТОРИЯ

    С детства я интересовался естествознанием, любил физику и химию. Был активным членом (в некоторые годы единственным!) школьного химического кружка. Несколько позже, за три года до окончания средней школы №314 (бывшая Александровская гимназия, основанная в 1862 году по велению императора Александра II) приобщился к занятиям в различных кружках Клуба юных геологов ленинградского Дворца Пионеров. В клубе этом, носящем имя знаменитого геолога и первопроходца дебрей Центральной Азии академика В.А.Обручева, царила особая доверительная атмосфера, когда общение учеников и их наставников происходило "на равных". Затрагивались и горячо обсуждались различные вопросы геологии, искусства и политики. При этом с нами - зелеными юнцами общались студенты, аспиранты и маститые ученые ленинградского Государственного Университета (ЛГУ).

    Из того времени запомнились увлекательные поездки в пригороды Ленинграда с посещением геологических памятников природы (Саблинские пещеры, обнажения и окаменелости берегов рек Тосно и Поповки и др.). Минералогические и палеонтологические находки, собранные в этих путешествиях, послужили ядром моей, обширной в настоящее время, каменной коллекции, насчитывающей многие десятки экспонатов.

    Вдохновленный знаниями, полученными в клубе, параллельно с учебой в 9 классе я вместе с моим одноклубником и одногодком Александром Фридманом закончил шестимесячные курсы геофизиков-операторов при в то время весьма засекреченной и таинственной "Северной экспедиции". Следует сказать, что упомянутая организация занималась весьма важным делом - поисками и разведкой месторождений урана. Занятия и преподаватели в этой экспедиции были весьма серьезными, что соответствовало тому общему уважительному отношению народа в те годы к ядерной энергетике и военной ее составляющей. Некоторые, наиболее опытные, наши преподаватели были хорошо знакомы со строгими правилами проведения секретных работ по урановой проблематике времен Лаврентия Павловича Берия. О последнем отзывались как о прекрасном организаторе, но в тоже время жестком, а порой неумолимом администраторе. Описывались весьма неприятные последствия утраты радиоактивного эталона, предназначенного для градуировки полевых радиометров, и еще более страшные кары в случае потери секретных документов, содержащих карты проявлений и месторождений урана.

    Рассказывалось много всяких любопытных историй о непростой жизни геофизиков, занятых решением актуальных задач спецметаллогении. Один из таких рассказов повествовал об условиях работы специалистов с планами и картами. Работа эта по правилам внутреннего распорядка должна была проходить в специально предназначенной для этого "секретной комнате". Так вот, в случае необходимости, до места, куда и король пешком ходит, несчастного геофизика должен был сопровождать милиционер, вооруженный устрашающего вида револьвером. Такая "мера предосторожности" по мнению руководства, имела своей целью предотвратить возможность захвата носителей секретной информации силовыми структурами "империалистов".

    Возможно, подобные истории представляли собой лишь байки старых геологов, но тогда эти рассказы воспринимались мною вполне серьезно.

    Напряженные занятия на спецкурсах и последовавшие затем двухмесячные полевые работы во время летних каникул способствовали постепенному превращению обычного школьника из неспокойного, а вернее сказать, вполне хулиганского Апраксина переулка в этакого сдержанного и знающего себе цену "полевого волка". По крайней мере, так казалось тогда мне, да и моим одноклассникам.

    Нетривиальные события и многочисленные приключения, происходившие со мной в экспедиции на Северо-Западе России, где я трудился в составе геофизического отряда, требуют отдельного повествования. Отмечу здесь лишь то, что в помощники мне были выделены два мужика уголовно-лирического типа, обладавших большим практическим опытом, полученным в "местах не столь отдаленных". По игре случая эти два уже не молодых и грубоватых человека носили одно имя-Василий. Про себя я сразу "окрестил" одного из них просто "Васей", а другого - "Васей-кепкой". Последний в любую, даже самую жаркую погоду не расставался с потертым головным убором, прикрывавшим обширную лысину, которую Вася-2 почему-то упорно не хотел являть миру.

    Круг моих экспедиционных обязанностей был достаточно широк. Он включал: документацию ручного бурения и каратаж скважин, вертикальное электрическое зондирование (ВЭЗ), магниторазведку и радиометрическую съемку. Последняя работа мне особенно нравилась, так как порой удавалось выявить аномалии, существенно превышающие средний радиационный фон изучаемой местности, за что тогда платили немалые деньги. Примечательно, что уже за первую неделю работы я лихо выявил несколько таких "аномалий".

    Возмужавший во время работ, сопряженных со значительными физическими нагрузками, окрыленный опытом "взрослой жизни" среди настоящих, закаленных экспедиционными и лагерными испытаниями, мужчин, в конце лета юный геофизик вернулся в Ленинград.

    Я был полон впечатлений, а мой бумажник был туго набит ассигнациями. Хотелось поделиться увиденным со своими приятелями. Я пригласил их в респектабельный ресторан "Метрополь", где мы достойно отметили начало нового учебного года. Авторитет мой среди одноклассников достиг небывало высокого уровня. Этому способствовала и полученная в первый день учебы и публично зачитанная директором школы поздравительная телеграмма, отправленная от имени геологов и геофизиков, с которыми я трудился летом. Ее текст был прост и лапидарен: "Желаем Смолянскому Павлу, учиться также отлично, как он работал в поле".

НА ПУТИ К ФИЗФАКУ

    Описанный выше опыт полевых работ, чтение литературы по кристаллографии, геофизике и геологии естественно пробудили у меня интерес к более углубленному изучению наук о Земле. Неудивительно, поэтому, что по окончании 10-го класса я подал документы и затем поступил на геофизическое отделение геологического факультета ЛГУ. Там, я чувствовал себя вполне комфортно, к тому же значительную часть излагаемого материала уже знал до поступления в университет. Оставалось много свободного времени, которое, каюсь, использовал не всегда оптимальным образом. Обстановка резко изменилась, когда на геолфаке внезапно закрыли военную кафедру и я перешел на физфак. Инициатором моего перехода, который в нарушение прямого запрета ректора произошел в середине учебного года, был Валентин Иванович Вальков - в то время замдекана физфака. Этот замечательный человек и ученый (специалист по водородной связи), который параллельно читал курс физики на геологическом факультете, обратил свое благосклонное внимание на студента, достаточно редко посещающего его лекции, но все-таки живо интересующегося излагаемым им предметом. Страстный любитель спорта Вальков отбирал со всех факультетов университета для учебы на физфаке перспективных для спортивной славы факультета студентов, преимущественно мастеров спорта. Эта "слабость" Валентина Ивановича была хорошо известна на физфаке и других факультетах ЛГУ. Видимо поэтому во время оформления моих документов в деканате физфака девушка ассистентка стала выпытывать у меня, чемпионом, какого именно вида спорта я, собственно, являюсь. Она явно была разочарована, когда я вынужден был признаться, что, увы, не достиг даже уровня спортсмена разрядника. Наверное, в моем случае выбор Валентина Ивановича диктовался какими-то другими соображениями.

    Да, забыл упомянуть еще один занятный момент, связанный с моим переходом на физический факультет. Дело в том, что формально я должен был обязательно получить документ от завкафедрой геофизики геологического факультета, в том, что он не имеет возражений против такого перехода. Мне казалось, что здесь-то не будет никаких проблем. Каково же было мое изумление, когда возглавлявший кафедру известный геофизик Александр Сергеевич Семенов, несмотря на явно высказанное мною нежелание срочно вливаться в ряды легендарной краснознаменной, стал уговаривать меня не покидать родную кафедру. При этом он расхваливал ряд интересных методических разработок его сотрудников. Упоминался в частности магнетометр, функционирующий на основе ЯМР. Увидев бесперспективность таких уговоров, Александр Сергеевич повел атаку с другого фланга. "А сможете ли Вы, юноша успешно заниматься на физическом факультете, где требования к студентам весьма высоки", - несколько ревниво вопрошал меня корифей геофизической науки. "Вот попробуйте решить такую задачу", -продолжил он. Далее была предложена относительно несложная задача теории поля, которую, однако, необходимо было решить с точностью до числа. На этом профессор оставил меня наедине с листком бумаги, а сам торжественно удалился в соседнее лабораторное помещение. Через минут 25-30 Александр Сергеевич вернулся и посмотрел на мои каракули. "Ну что же, ход решения у Вас правильный, но почему же нет численного результата?", - спросил он. "Для его получения потребовались бы таблицы Брадиса",- робко заметил я. Вот тут-то А.С. Семенов и предстал во всей красе своего незаурядного интеллекта. "А зачем Вам какие- то таблицы, я например, наизусть помню все мантиссы логарифмов", - сообщил Александр Сергеевич и сходу подставил несколько необходимых цифр в мои расчеты. На этом мои испытания закончились, Александр Сергеевич подписал необходимую бумагу и, лучезарно улыбаясь, отпустил меня с Богом, пожелав успеха в учебе на физфаке.

ФИЗФАК

Жизнь моя на физфаке, которая протекала сначала в составе группы ? 8, а затем - в спецгруппе "физика твердого тела", не слишком отличалась от бытия других студентов нашего курса. Поэтому, упомяну здесь лишь несколько забавных эпизодов, касающихся, собственно, не самой учебы, а некоторых "гусарских" забав, которым время от времени предавались мы - все еще достаточно легкомысленные "студиозы". Интересно, что многие из этих событий оказались так или иначе связанными с хорошо известной поколениям студентов ЛГУ, Большой Физической аудиторией (БФА).

    В этом обширном, украшенном бюстами великих ученых помещении, читались курсы лекций по общей физике и математике, проводились конференции. В нем, о чем речь пойдет ниже, устраивались и первоапрельские семинары. На них студенты и преподаватели физфака могли выступать с "завиральными" идеями и самыми смелыми проектами. Печально сознавать, что сегодня БФА уже не используется как лекторий, а здание НИФИ ЛГУ в котором ранее располагалась эта замечательная аудитория, постепенно пришло в упадок и полностью перепрофилировано.

300 лет Галилео Галилея

    Вот один из упомянутых выше эпизодов, который и спустя 44 года все еще ярко встает перед моим мысленным взором. Он произошел 15 февраля 1964 года, в день 300-летнего юбилея со дня рождения великого механика, астронома и математика Галилео Галилея.

    За несколько дней до означенной даты я и еще два верных поклонника деяний великого ученого, Володя Дейч и Виктор Павлов, решили достойно отметить это важное событие. Для этого заранее был закуплен, пользующийся в то время широкой популярностью и вполне доступный по цене, "Фугас"- 0.75 литровая бутылка плодово-ягодного вина.

    Праздник было решено отметить широко, не замыкаясь келейно в стенах каких-то комнатенок, а, напротив, вынести его на всеобщее обозрение. Имея ввиду выдающийся вклад знаменитого жителя Пизы в математическую науку, решили распить наш "божественный напиток" во время лекции милейшей Марии Ивановны Петрашень в БФА. Сказано-сделано, незадолго до начала лекции упомянутая группа любителей Галилео расположилась в правом крыле амфитеатра аудитории, где-то в среднем ряду. Таким образом, примерно четверть студентов, посетивших в то замечательное утро лекцию Марии Ивановны и занимающих свои места над нами, явились свидетелями торжественного распития юбилейного напитка. Тосты, следовавшие один за другим, произносились, конечно, в полголоса, а "чоканье", осуществляемое посредством специально для этой цели принесенных красивых тонкостенных стопок, носило скорее символический характер. Однако уже через полчаса "фугас" был решительно опустошен, а физиономии участников винной церемонии приобрели подозрительный "нездоровый" румянец.

    Настроение наше было безоблачным, восприятие лекции заметно обострилось. Но тут-то и произошла досадная неприятность. Дело в том, что за алкогольными манипуляциями инициативной группы с большим интересом и, конечно, некоторой завистью наблюдал наш одногруппник - милый, но несколько подслеповатый и неловкий, Саша Злобин. Он сидел на один ряд ниже, непосредственно под нами и, видимо, хотел как-то приобщиться к веселью отчаянной тройки. В некоторый прискорбный момент Александр достаточно резко повернулся лицом к нам, желая сообщить что-то важное. При этом он задел локтем своей правой руки "Фугас", а также и аккуратно вложенные одна в другую стопки, стоявшие на узком пространстве столешницы рядом с нашими конспектами. Равновесие питейных приборов было нарушено, и они покатились по ступеням БФА вниз. Сначала басовито загромыхал "Фугас", затем с некоторым запаздыванием мелодично и тонко зазвенели стопочки, устремляясь вниз по ступеням Большой Физической аудитории. Реакция зала последовала незамедлительно. Раздался залп мощного смеха со стороны правого крыла БФА. Сначала - студентов, сидящих над нами, а с некоторым запаздыванием - уже и тех, кто расположился ниже. Не посвященная в наши неприличные упражнения левая сторона аудитории реагировала, не понимая причины смеха. За одно со всеми по закону толпы она откликнулась сначала каким-то гулом, а затем, как ни странно, также разразилась веселым раскатистым хохотом.

    Плавное течение лекции было нарушено, Мария Ивановна смущенно улыбаясь, повернулась к аудитории, решив, что смех был вызван какой-то грубой ошибкой в формулах, которые она воспроизводила на доске. Прошло несколько томительных для нас минут, пока аудитория успокоилась и Мария Ивановна, убедившись, что таинственная причина оживления студеозов никак не связана с излагаемым ею материалом, продолжила свою работу.

    Описанная выше история произошла на лекции уважаемого профессора, которая собрала в тот памятный день практически весь наш курс. Поэтому, конечно, могли последовать репрессивные меры со стороны деканата физфака, а он в те годы был весьма строг. Людей отчисляли и за существенно менее тяжелые проступки. Профессия физика в те годы пользовалась огромной популярностью и в деканате хранились списки круглых отличников, желающих перейти на факультет из других профильных ВУЗ-ов Ленинграда (Политехника, Бонча, Военмеха). Однако Бог оказался милостивым, доносчиков среди однокурсников не оказалось и все прошло без каких-либо неприятных последствий. Вероятно, благополучный исход нашего импровизированного праздника в значительной степени был связан с почтением аудитории к имени великого Галилео и пониманием того, что поступок этот хоть и был, конечно, легкомысленным, но все-таки носил оттенок своеобразной студенческой доблести.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

    Практически вся моя постстуденческая деятельность оказалась связанной с работой во ВСЕГЕИ (Всесоюзном научно-исследовательском геологическом институте им. А.П. Карпинского). В этом замечательном институте мне, наконец, удалось совместить два своих юношеских увлечения (физику и минералогию) и заняться изучением структурных дефектов минералов. Этому способствовал в частности и первый опыт исследования кристаллов галита, полученный во время прохождения преддипломной практики, а затем и при работе над университетским дипломом. Его тема "Выявление продольных оптических колебаний в ИК- спектре монокристаллов NaCl " представляла определенный интерес, как с точки зрения физики, так и кристаллографии. Эксперименты производились в лаборатории оптики твердого тела Физико-Технического института им. А.Ф. Иоффе (научный руководитель д.ф-м.н. А.И. Стеханов).

    Мой интерес к миру минералов и их физических свойств нашел отражение и в моей кандидатской диссертации (к.ф.-м.н.), подготовленной во ФТИ им. А.Ф. Иоффе и ВСЕГЕИ им. А.П. Карпинского (научный руководитель академик А.А.Каплянский): "Исследование редкоземельных центров в искусственных и природных кристаллах типа флюорита методами оптической спектроскопии во внешних полях"

В выше упомянутых и последующих работах широко применялись методы оптической и ЭПР - спектроскопии. В частности использовался поставленный во ВСЕГЕИ метод спектрально-кинетической рентгенолюминесцентной спектроскопии точечных дефектов наносекундного временного разрешения.

Любимым моим объектом исследования оказался прекрасный полигенный минерал - флюорит, непревзойденный среди других минеральных образований по богатству разнообразных окрасок и обилию оптически активных структурных дефектов. Кроме этого в разное время изучались также и другие минералы- люминофоры: цирконы, шеелиты, бариты, кальциты, селлаиты (MgF2 ), а также кварц.

Я признателен судьбе и институту, что мне оказалось возможным не только заниматься интересной экспериментальной работой, но и посетить для сбора объектов исследования весьма интересные и труднодоступные заповедные места России.

Я собирал и исследовал минералы из месторождений Таймыра, Забайкалья, Южного Урала и Севера Сибирской платформы. Опускался в таинственный, полный неразгаданных проблем гигантский (100 км в диаметре!) Попигайский метеоритный кратер, содержащий мелкие и очень прочные алмазы ударного происхождения. Пересекал с коллегами на грузовой машине необъятные живописные просторы (степи, горы, реки, равнины) Забайкалья, путешествуя от Прибайкалья до границ с Китаем (Приаргунье). Испытал воздействие "снежных зарядов" Арктики и зной предгорий Южного Урала. 17-20

Порой эти путешествия и последующие экспериментальные исследования имели не только научный интерес, но сопровождались также определенными практическими результатами. Так обстояло дело с работами на Южном Урале, где мне с коллегами в 1985 - 87 г.г. удалось выявить Суранское месторождение оптического флюорита.

    Заканчивая это небольшое повествование, отмечу, что и в настоящее время (февраль 2008 г.) я продолжаю интересоваться вопросами структурной организацией минерального вещества (наноминералогия и спектроскопия дефектов) и изотопной геохимией. В составе нового для ВСЕГЕИ подразделения - отдела перспективного развития, занимаюсь также и научно-организационной деятельностью в рамках деятельности Роснедра.

А вот еще несколько квазилитературных образов, незаконно родившихся в моей голове на лекциях по физике лазеров и квантовой химии:

 

Был маленький импульс , но вырос в гиганта,

Так грозный монарх вырастал из инфанта:

 

 

Господа! Сегодня в моде "одномодовый" режим;

 

Для меня твои слова не новость,

На душе какая-то "пичковость":

 

Человек прогневал Бога, и третьи сутки к ряду ждал "сверхизлучения";

 

Специалист по "сверхизлучению" - Илья Пророков;

 

Квантовая химерия:..

 

--------------------------------------------------------------------------------------

 

Мое выступление с докладом "Сексуальная теория поля" на первоапрельском семинаре в БФА  (1965 г.) будет опубликовано познее.