На кафедре теоретической физики стоял диван, на котором (согласно легенде, но скорее всего так и было) в семье ректора университета Бекетова родился великий поэт Александр Блок. В любом случае ректорский флигель, в котором располагалась кафедра, дышал историей и стариной. Стены чтобы вдохновлять должны обладать историей - и там истории было в избытке. Во время семинаров и дискуссией просто сидение на диване создавало особую ауру. Реальную или вымышленную? Не в большей степени иллюзию чем все что человек думает.

Случилось так. что я не был в России около десяти лет. Первое что сделал оказавшись в университете - направился к родной кафедре. И что же? Ничего похожего на обстановку, которая там царила, я не нашел. Какие то канцелярские столы, стулья - никакого намека на историю, на дух - все выветрилось. И что не менее поразительно - дивана, на котором родился Блок, не было и в помине. Попытки найти концы, расспросить сидевших в комнате женщин и девушек (работниц, если не ошибаюсь, профкома) не привели ни к чему. Встречаясь с друзьями, ноне профессорами университета, я неизменно спрашивал, не знают ли они где этот диван. Только один из них - в то время бывший деканом одного из факультетов - сказал задумчиво: я кажется, знаю где он и куда делся. И все. Никаких следов. Ребята, может вы знаете куда делся легендарный диван? Все таки не времена революции семнадцатого года, все таки как бы преемственность, как бы интеллигенцию на кораблях из страны не высылали, вроде мы все на месте. Но все же: а где тот легендарный диван? А, ребята?

=========

А вот короткая история которую привожу ни к селу ни к городу. Свидетелем которой был только я. Если не считать академика Фока и вахтерши. Стоявшей при входе в НИФИ. Судя по тому, что произошло, женщине новой, непосвященной в святыни и иерархию. Короче говоря, иду я бодрым шагом ко входу в НИФИ на лекцию. И замечаю, что передо мной неторопливо и думая о чем то своем, высоком, дверь НИФИ неторопливо открывает Владимир Александрович Фок. Входит и так же неторопливо и величественно направляется по направлению к вахте, само собой, не замечая вахтершу, собираясь идти далее. Я следую сзади в крайнем почтении (которое, возможно, испытывали последователи Христа) - и наблюдаю такую картину. Могучее тело Фока, глядящего прямо перед собой, внезапно встретило какое-то сопротивление. Не переводя взора, он попытался сделать очередной шаг вперед - и не смог. Что то ему мешало. Владимир Александрович (не отрываясь от мыслей) опустил глаза - и увидел женщину средних лет, размахивающую руками, раскрывающую рот и стоящую пред ним насмерть. Как возможно стояли герои-панфиловцы перед натиском фашистких танков. Напомню, что Фок к тому времени, когда мы учились, слышал плохо и чтобы что-то слышать (равно как и что-то не слышать), использовал слуховой аппарат. Поскольку сопротивление продвижению продолжалось, Владимир Александрович, слегка подняв от удивления брови, вставил слуховой аппарат в ухо и услышал:

 - Пропуск! Покажи пропуск! - Какой пропуск? - произнес Владимир Александрович медленно и на одной ноте, как он вообще говорил?

- Я Фок. - А мне что фок, что фиг - уверенно произнесла вахтерша.

- Без пропуска у меня никто не пройдет. В конце концов совместными усилиями после долгих дебатов Владимир Александрович Фок все таки был допущен в НИФИ. Однако не уверен, что вахтерша была чему-то научена. Она была переполнена бдительностью. С которой - удвоенной и учетверенной - проверила студенческие билеты у каждого из нас, юных.

 Больше сорока лет прошло с тех пор. Но я и сейчас вижу эту сцену. Требующую пропуск вахтершу. Владимира Александровича Фока, который, вставив слуховой аппарат, медленно произосит: какой пропуск? Я Фок. И преисполненные превосходства слова вахтерши (руки само собой разумеется в боки). А мне что Фок, что фиг.

Такая вот история, которую видел вот этими моими глазами и слышал вот этими моими ушами. А стоило ли ее Вам рассказывать или же это безделица достойная только кановения в лету - судить не мне.

=========

Как видно из сообщения Андрея Миргородского, приведенного ниже и полученного мной давеча, наш одногрупник и сокурсник, ректор Санкт Петербургского Университета, академик Академии Наук СССР Стас Меркурьев в 9-10 классе учился в школе интернате для трудновоспитуемых подростков. Что прекрасно говорит о школе Макаренко. Всех бы так перевоспитывали. Все бы были такими трудновоспитуемыми советской властью подростками. Может, академиков было бы больше. Ну и конечно - кто бы подумать мог, если б не свидетельство Андрея, сидевшего с будущим академиком в школе для перевоспитываемых с трудом за одной партой.
 

Юра Магаршак
студент физ-фака